"Я знал, что меня рано или поздно сдадут". История харьковского писателя Владимира Вакуленко, убитого россиянами

6 декабря в Харькове похоронят писателя и переводчика Владимира Вакуленко, убитого российскими оккупантами. Прощание состоится в 12:30 в Свято-Дмитриевском храме УГКЦ, захоронение в 14:00 на Харьковском городском кладбище № 2.

Владимир вместе с 14-летним сыном с аутичным расстройством жил в селе Капитоловка за Изюмом, был похищен россиянами еще в марте. Месяцами его искали семья, расследователи из Truth Hounds, коллеги-писатели из Украинского ПЕН, журналисты и волонтеры. В конце ноября родители Владимира получили официальное известие о том, что сына убили и похоронили в Изюмском лесу, в могиле №319, среди 450 других жертв российских оккупантов, пишет Иванна Скиба-Якубова на Lb.ua.

Опыт первых недель российского вторжения на Изюмщину Владимир успел описать в своем дневнике. Мать Владимира, Елена, говорит, что сегодня для нее важнее всего сохранить человеческую память о сыне. Поэтому с ее письменного разрешения в этом материале мы используем фрагменты военного дневника Владимира (с сохранением авторской орфографии и пунктуации), оригинал которого сейчас хранится в Харьковском литмузее. Надеемся, что вскоре он будет издан, поскольку это щемящее письменное свидетельство первых недель оккупации Изюмщины: стойкости одних, предательства других, отчаяния и надежды.

А еще это история о том, как жить в оккупации, когда у тебя на руках (сначала у отца, потом - бабушки) ребенок с ментальной инвалидностью.

"Привыкаешь ко всему, главное, кем ты во всем этом остаешься", - записал в своем дневнике периода российской оккупации Изюмщины Владимир Вакуленко. Предчувствуя заключение россиянами, писатель закопал его в саду. Место рассказал только отцу. Тетрадь, исписанную нервным почерком сына, тот достал уже после освобождения Харьковщины - вместе с писательницей Викторией Амелиной.

"Сегодня десятый день оккупации. Понимаю, что если эти рукописи попадут в руки ФСБ, которая должна прийти после рашисткой дивизии "Z" вот только закончатся бои, но все же рассчитываю их передать в случае длительной оккупации в руки международных организаций, а они по правилам международных сообществ, будут. Все же я верю в ВСУ. Так как в Бога, пусть не гневается на меня".

Последняя строка зачеркнута автором, но это зачеркивание, в отличие от других, мы возьмем на себя смелость оставить в этом тексте.

Фото: Виктория Амелина                                                                           Дневник Владимира Вакуленко

Этот дневник - рассказ человека гражданского, единственной виной которого была бесконечная преданность своей стране. Оружие в руки Владимир в последний раз, говорит его мама, Елена Игнатенко, брал в юности, во время службы в советской армии. Там его дважды сильно избили, из-за чего мужчина получил на всю жизнь инвалидность - проблемы с позвоночником и со слухом.

Еще одну травму, на этот раз головы, Владимир получил уже на Майдане. Поэтому служить он не пошел, а продолжил свою волонтерскую работу.

"Мое волонтерство начиналось задолго до этих событий, хотя оно было разное, как помощь людям с инвалидностью, и не прекращалось долгие годы, хотя и было в разных сферах деятельности. Так что я выбрал статус поставщика [...]. А бои будто разъяренная гадюка подползали к родному городу все ближе и ближе".

Володя воспитывал 14-летнего сына Виталика. Мальчик имеет сложную форму аутистического расстройства, не говорит и нуждается в постоянной опеке. Мать парня, Ирина Новицкая, через 3,5 года после родов потеряла возможность ходить, поэтому после развода семья решила, что парень останется с отцом. Владимир не любил оставлять сына одного хотя бы на минуту, поэтому везде брал с собой: даже когда стал разносить помощь нашим военным на блокпосты. Ежедневно они вместе проходили пешком по 5-20 километров.

Володя з сином Віталіком

 Фото: с фб страницы                                                                                   Володя с сыном Виталиком

Деньги на помощь военным собирал, как и многие, через соцсети. А бывало, подходил кто-то в супермаркете и просил передать ребятам "пакет ништяков", как говорится в его дневнике.

Самым тяжелым под оккупацией было, говорит Елена, отсутствие связи и понимания ситуации в стране. Об этом пишет и Владимир:

"Староста спрятался от ответственности, связь отсутствовала вообще, мы не знали даже, стоит ли еще город или взят врагом. Совсем отсутствие новостей, полное отсутствие связи с любыми органами, чтобы стала более понятной картина, что происходило в нашем селе - оккупантов было немало, а блок-посты через каждые 100 метров. Постоянные шмоны даже пустых пакетов. Другое, меня сбивало страшно, что такого унижения мои нервы не выдержат".

Оценивать ситуацию Вакуленко, как и другие жители Капитоловки, пытались по звукам боев.

Фото: Jen Stout                                                                                            Дорога к Капитоловке

"Те взрывы, которые немного пугали в начале войны, уже во время оккупации, в зависимости от направления, даже радовали. Раз происходили бои, значит, город стоит, значит, ребята живы".

Второй самой трудной вещью для семьи было (и остается) то, как обеспечить стабильность подростка с крайне уязвимой нервной системой, которому сложно объяснить происходящее. Елена говорит, что первые две недели вторжения постоянно просила сына уехать с внуком, но тот говорил, что должен оставаться и помогать нашим, а еще заботиться об отце после инсульта. А потом уже стало поздно.

      Фото: Виктория Амелина                                                                                  Елена Игнатенко с внуком Виталиком

"Мне с моими патриотическими проукраинскими взглядами крайне опасно было бы оказаться зажатой во вражеское кольцо, но у меня не было выбора. Рядом со мной ребенок, ко всему с особым восприятием всего что вокруг, который еще в первых числах марта вообще прекратил любое общение с внешним миром. В конце концов я и так понимал, что все эти взрывы, "грады", бомбежки и новые команды вроде "ложись" коснутся и его аутичной психики. [...] Харьков разбомблен, и его реабилитация будет идти годами".

Наталья Ивашура, специалист по работе с аутичными подростками и сама мама 17-летнего парня с аутичным расстройством, говорит: "Многие украинцы с начала полномасштабной войны чувствуют потерю контроля над своей жизнью. Скажу откровенно, семьи детей с аутизмом потеряли этот контроль давно. Сейчас это осложняется тем, что дети с аутизмом более спокойны, успешны в ситуациях, которые возможно предусмотреть (привычное расписание занятий, привычные маршруты, ритуалы) - а во время войны это почти невозможно.

Решение об эвакуации многим дается очень сложно, потому что оказаться с таким ребенком в чужом городе, в чужой стране - это сверхтяжелое испытание. Поэтому некоторые семьи так и остались дома, даже если населенный пункт оккупировали враги, потому что ребенок, например, засыпает только в своей кровати... Часто ребенка с аутизмом невозможно уговорить зайти в бомбоубежище, потому что там может быть слишком много сенсорных раздражителей, и это вводит родителей в состояние беспомощности, ощущение неспособности защитить ребенка и себя".

Фото: Из архива Ирины Новицкой                                                                  Семья Вакуленко

Среди доступных методов, говорит Наталья, - надевать ребенку шумопоглощающие наушники во время тревоги, использовать картинки, чтобы объяснить алгоритм действий во время опасной ситуации.

"С Виталькой хорошо отработали команду "Млять, лежати". Ребенок аутичного склада не понимал, почему в одном случае в грязь нельзя ложиться голышом, а в другом наоборот. Собственно позитивы создает сам Виталик, реакция на бомбежку для него стала веселым занятием, на самом деле в моем положении это имеет весомые плюсы - мне главное, чтобы ребенок не испугался".

Заботясь о сыне и отце, Володя продолжал волонтерить.

"Речь о любом геройстве, типа остановить БТР или др.: это в больших городах, а мы маленький поселок, где максимум возможно собрать патриотических людей - максимум 2-3 чел., это я знал давно, поэтому жил своей жизнью отшельником. Всегда знал, что меня рано или поздно сдадут, а стукачей, как позже выяснилось, было немало".

Елена говорит, что сын был очень упорный и, может, даже чрезмерно бесстрашный. Убеждал односельчан говорить на украинском, не доверять российскому телевидению. Сдал его оккупантам, говорит Елена, кто-то из местных. Сначала россияне останавливали его на улице, проверяли, шмонали даже пустые пакеты.

22 марта пятеро оккупантов пришли во двор к отцу Владимира, спрашивали: "Где ваш националист?" Забрали "на проверку" телефоны, документы и украинские книги. На следующий день Владимира забрали вместе с сыном. Заставили раздеться и показать татуировки. В дневнике Владимир записывает: "Я вот честно, не знаю, какие у азовцев татухи, а если какие-то индивидуальные и есть, то ребята там не пальцем сделаны, чтобы попасть к врагу в лапы".

К вечеру Володю с сыном отпустили, сказали, что на следующий день вернут и документы - конечно, не вернули. "Документы позже, 12 мая, были найдены в портмоне вместе с телом, простреленные пулей, - рассказывает бывшая жена Вакуленко Ирина Новицкая, - Как мы узнали уже осенью, Володю нашел волонтер из группы, которая ездила по улицам в авто "Груз 200" и подбирала тела. Вблизи того места, где нашли тело, горела какая-то оккупантская техника. И те рашики, приехавшие ее тушить, обратили внимание на тело и дали знать волонтерам. На посмертном фото документы выложены у него на руках развернутыми. Куда они делись потом, я не знаю. Возможно, хранятся где-то как вещественные доказательства. Я взяла дубликат свидетельства о рождении Виталика в Кривом Роге, где сейчас живу, и переслала бабушке. Сейчас восстанавливаем его удостоверение, для социальной помощи. Я указываю себя как опекуна. На восстановление документов, как и возвращение выплат, могут уйти месяцы".

Фото: Из архива Ирины Новицкой

Второй раз писателя забрали 24 марта, и на этот раз домой он уже не вернулся. Но перед тем в саду под вишней закопал свой дневник.

Елена искала сына месяцами. Оббивала пороги оккупационных администраций и так называемой "милиции". Сначала ей говорили "Не волнуйтесь, отпустим, мы же не нацисты"; потом врали, что информации не имеют, но разыскивают: "Когда я в очередной раз пришла к российскому военному коменданту, он уже на меня и не смотрел, смотрел так поверх головы, куда-то в стенку: "Работаем. Ищем". И я понимала, что все они знают, и где он, и что с ним, только врут мне в глаза". Уже осенью мир узнает, что в Изюме существовало около 12 российских пыточных.

батьки Володимира Вакуленка

Фото: Jen Stout                                                                                        родители Владимира Вакуленко

Односельчане приносили слухи, будто Володя в плену где-то в России, возможно, в Белгороде, где его собираются "судить".

Искать отца пробовал и сын от первого брака Владислав Вакуленко. Он с семьей жил на северной окраине Изюма. "2 апреля пришли российские военные и сказали, чтобы мы бежали из дома", - рассказывает Владислав. Семья пыталась выехать через оккупированный Купянск в Украину, выезда не было - российские военные расстреливали гражданские авто; потом через Беларусь - в Польшу. 4 апреля Владислав с женой и 4-летним сыном выехали в Курскую область, это был единственно возможный путь.

Искать информацию об отце старший сын пытался в региональных администрациях и отделениях милиции в Курске и Белгороде. Информации не давали. Параллельно семья пыталась вырваться из России, что им удалось лишь 30 сентября. Вблизи белорусской границы россияне сняли семью с автобуса. В течение 12 часов Владислава допрашивали, применяя насилие. В конце концов отпустили, выдав уведомление о депортации с запретом въезда на 50 лет. С помощью разных людей семья добралась до Польши, где сейчас пытается обустроить новую жизнь. Возвращаться в Россию, конечно, не хотят больше никогда.

Пришел май. Россияне, которые говорили, что пришли строить здесь "Вторую Украину", разгромили в Капитоловке сквер, который опекал писатель и который Елена мечтает восстановить весной. "Там уже и черемуха была зацвела, и сирень... Нет ничего", - говорит женщина.

Ізюмщина

Фото: Иванна Скиба-Якубова                                                                  Изюмщина

Изюмщину продолжали беспощадно бомбить, как и в начале. Владимир еще успел описать это в своем дневнике.

"Через несколько дней после этого вражеские самолеты кассетными и вакуумными бомбами бомбили родной город и, что характерно, именно жилые кварталы. Неподалеку родного села четыре дома как никогда и не было - только большая воронка и кирпич, переделанный в мелкие камни. По дороге пестрели обломки бомб, оборванные провода, куча разного переделанного хлама. В начале улицы осталась одинокая стена, а в конце воронки перебитая водопроводная труба, из которой сочилась как кровь из порезанной вены жилого сектора, струйка воды".

Разыскивая Владимира, семья пыталась выжить. Еды в городе почти не было с самого начала оккупации.

"...крупы, сахар, мука и консервы где-то в середине второй недели привезли оккупанты, поэтому продукты более-менее были у всех. Российскую гуманитарку брал и я. Местная власть пряталась где-то по подвалам, обеспечения не было никакого, кроме картофеля, гороха и фасоли с тушенкой, не было больше ничего. Варил подобие супа ребенку, деля содержимое банки пополам на трехлитровую кастрюлю".

Елена говорит: "У Володи всегда был добрый ангел-хранитель. Но он был такой упорный, такой рисковый, что в конце концов и ангел, видно, не выдержал". Впрочем, говорит, что с тех пор ангел стал охранять младшего сына. Виталька (так называл его отец) трижды едва не погиб, но, к счастью, остался в живых.

Володя з Віталькою ( 2008 рік)

Фото: с фейсбук страницы Владимира Вакуленко                                          Володя с Виталькой (2008 год)

"Когда мы рискнули выйти из подвала, где прятались от обстрелов, дома было где-то +2, жить там было невозможно, - говорит Елена. - Нас пригласила к себе моя подруга, у нее на даче была печка-буржуйка, свежий воздух. Как-то мы стали готовить борщ, я увидела, что нет томата, и пошла с Виталиком за ним к нам домой. Через несколько минут на дачу прилетели кассетные снаряды, разрушило дом. Подругу ранило, она кричала "Лена, помоги!", а нас не было". Женщина говорит, что когда они с внуком вышли из подъезда, возле него лежала пустая "кассетница".

Второй раз Виталика бог отвел уже в лесу. Елена со вторым мужем, Василием, пошли рубить дрова. "Говорю Виталику: смотри, какие сосенки! А тут солнце из-за тучи бьется - я его схватила за воротник, потому что шел прямо на растяжку, которую, к счастью, подсветило лучом".

На третий раз малого спас дедушка, Владимир Вакуленко-старший. Как-то во двор прилетел снаряд, дедушка успел схватить малого в объятия и оттянуть подальше. Виталька во время обстрелов, говорят родственники, много смеялся: то ли воспринимал как забаву, то ли, наоборот, очень сильно нервничал. "Малыш так и новость о смерти отца воспринял, - говорит Ирина, - Три дня истерического безостановочного смеха... Возле многоэтажек, где живет бабушка, стояли гаубицы рашистские и стреляли, так малыш тогда веселился, смеялся тоже, за ним надо было следить, чтобы не бежал к окну и во двор... Вот звука самолетов боялся, пытался спрятаться".

Фото: Виктория Амелина

"Ценности становятся более весомым, когда ты попадаешь в беду. В первые дни после того, как рашистами был разбомблен центральный газопровод, а затем разбиты и энергоносители, у людей изменился привычный статус от безграничных возможностей на статус борьбы за выживание. Многие люди будут найдены в своих домах, подвалах и под завалами, умершие от голода и холода".

Татьяна Терен, исполнительный директор Украинского ПЕН, рассказывает, что о похищении Владимира коллеги-писатели узнали 10 апреля, когда его бывшая жена Ирина Новицкая сообщила об этом на фейсбуке. С тех пор и вплоть до освобождения оккупированных территорий Харьковщины в сентябре никто не имел связи с родными Владимира в Капитоловке, неизвестно было даже то, что Виталика оккупанты, к счастью, сразу отпустили. Правозащитники могли лишь рассказывать о деле Владимира на международных площадках, но никакой возможности проверить факты и собрать показания не было.

      Фото: detector.media                                                                                    Татьяна Терен

"Мы продолжаем работать с делами заключенных украинских авторов-пленников Кремля в оккупированном Крыму, в России, на восточных оккупированных территориях Украины, - говорит Татьяна, - В каждом из этих дел все же оставалась возможность узнать о фактах задержания, условиях пребывания, преступных "судебных" приговорах - через родных или знакомых. Но ситуация на территориях, оккупированных в этом году, означала исчезновение любых коммуникаций и связи, голод и абсолютную жестокость захватчиков. Это геноцид украинцев".

С сентября к поискам Владимира присоединилась писательница Виктория Амелина вместе с ОО "Truth Hounds", которая документирует военные преступления и передает материалы украинским правоохранителям и международным институтам. Команда провела по несколько часов с отцом и матерью, чтобы детально воссоздать хронологию событий и приметы преступников.

"Мы с Володей не были близко знакомы, иначе я не решилась бы записывать показания о его насильственном исчезновении, - говорит писательница, - но когда я оказалась в комнате Володи в доме его отца, я ненадолго забыла, что я документаторка военных преступлений: рассматривала Володины дипломы и книги, которые оккупанты не забрали, смотрела с его отцом фотоальбом со старыми фотографиями. Тогда Владимир Григорьевич и вспомнил о закопанном в саду дневнике".

После записи и сверки показаний отец достал лопату и пошел в сад выкапывать дневник, но не нашел. "Я не знала, как его утешить в этой ситуации, поэтому просто продолжила копать - и нашла, - вспоминает Виктория, - Это был небольшой прозрачный полиэтиленовый пакет, влажный и черный от земли. Я так и держала его потом всю дорогу в руках, боялась положить в рюкзак, чтобы не прижать, не повредить. Бумага была влажная - полгода в земле. Я до конца миссии сушила этот дневник, клала отдельно от других вещей: чувствовала большую ответственность".

Фото: Виктория Амелина                                                                                  Отец Владимира Вакуленко Владимир-старший с дневником

        Фото: Виктория Амелина                                                                                  Отец Владимира Вакуленко Владимир-старший с дневником

Уже в Харькове после встречи с правоохранителями Виктория, по согласованию с родителями Володи, передала дневник на хранение в Харьковский литературный музей (сейчас - на временное, но семья хочет, чтобы там он и остался как артефакт с важными свидетельствами). "Мне кажется, Володя писал этот дневник для всех нас, - говорит писательница. - Я хотела бы, чтобы отрывки из него зачитали в ООН, например".

Татьяна Пилипчук, директор Литмузея, говорит, что прежде всего дневник стабилизировали, высушили. Затем расшифровали, сохранив авторскую орфографию, исправления и тому подобное. Сейчас Литмузей, Украинский ПЕН и друзья Владимира готовят к печати дневник вместе со стихами.

Татьяна Терен рассказывает, что в октябре авторы ПЕН приехали в Капитоловку вместе с директором Харьковского литмузея и иностранными журналистами. Собственно последние - Екатерина Лихогляд из "Суспільного" и Аманда Бейли из "The New York Times" - и сыграли ключевую роль в установлении правды о его исчезновении.

Когда после освобождения Изюмщины открылось массовое захоронение, из книги записей изюмской ритуальной службы стало известно, что тело Владимира Вакуленко находится в могиле №319. Елена, которая, разумеется, все это время жила надеждой, говорит - сердце тогда оборвалось.

Фото: Суспільне                                                                                          Могила под номером 319 в Изюме.

Но после эксгумации женщине сообщили, что в этой могиле обнаружили женское тело. Опять - надежда.

Надежда не оставляла Елену даже тогда, когда в середине ноября журналисты принесли ей фотографию тела, которое она узнала как Володино, в том числе по татуировкам. Говорит: "Все равно, пока тела не было, думала: вдруг чудо". Еще две недели после фото ждала результатов ДНК-экспертизы: надеялась, что ДНК отца Володи не совпадет с ДНК ни одного из тел, обнаруженных в изюмском лесу. Это снова бы давало надежду на то, что сын где-то жив.

Чуда не произошло. В конце ноября сотрудники полиции сообщили отцу Владимира, что в могиле №319 на самом деле и было тело Вакуленко. Почему не сказали сразу? Говорят: "Не хотели травмировать". "Зачем мне была эта ложь и еще месяц ожидания?" - спрашивает Елена.

Впрочем, правоохранители действительно могли ошибиться: захоронения были очень запутанные. Волонтер Марина Альфорова в комментарии изданию "Kharkiv Today" рассказывала, что "погибших в Изюме намеренно хоронили так, чтобы их никто не нашел, а представители так называемой милиции и комендатуры сделали на этом бизнес: требовали деньги у людей, которые искали тела своих близких, за то, чтобы перезахоронить их по-человечески, под табличками с именами". Могли и перезахоранивать по несколько раз, говорит Марина.

Фото: с фейсбук страницы Владимира Вакуленко

В теле Владимира найдены две пули от пистолета Макарова. Об этом в конце ноября сообщил начальник следственного управления полиции Харьковщины Сергей Болвинов на своей фейсбук-странице. "От свидетелей, которые хоронили украинцев на Изюмском массовом кладбище, известно, что 12 мая к ним обратились военнослужащие РФ с указанием захоронить тело мужчины, которое находилось неподалеку от с. Капитоловка Изюмского района. Свидетели заметили пулевые отверстия в теле и простреленные документы украинского писателя. Тело находилось на улице больше месяца", - говорится в сообщении.

Понимает ли Виталик, что отца уже нет, Елена не знает. Говорит: "Я так и не придумала, как ему объяснить, но когда мы говорим о Володе, он начинает очень нервничать".

                          Фото: Из архива Ирины Новицкой                                                              Виталик с отцом

Наталья Ивашура говорит: "Есть миф, что люди с аутизмом не проявляют привязанность и любовь к близким. Это не так, просто у них проявления эмоций и чувств могут отличаться от привычных нам. Такие дети могут даже без слов понимать состояние родителей. Объяснить ребенку с аутизмом потерю близкого человека необходимо и возможно, хотя никто из нас не может на 100% угадать уровень этого понимания".

Сейчас Виталик нуждается в дополнительном диагностировании и тщательной работе со специалистами. В помощи врачей нуждается и отец, Владимир Григорьевич, состояние которого после исчезновения сына значительно ухудшилось.

Володимир Григорович

Фото: Виктория Амелина                                                                          Владимир Григорьевич

Семьей пытаются заниматься коллеги, друзья: Украинский ПЕН, Литмузей и ОО "Доброчинець", "Видавництво Старого Лева", которое издавало произведения Владимира для детей.

Марьяна Савка, главный редактор ВСЛ, говорит: "До последнего момента я держалась за нить надежды, что Володя жив. Мы давно хотели переиздать его "Папину книгу", но надеялись, что Володя жив и сам подпишет договор на переиздание. Сейчас мы договорились с его мамой, что книга как можно скорее пойдет в печать и прибыль мы передадим семье. Мы хотим хоть таким образом поддержать семью Вакуленко и прежде всего Виталика, у которого не осталось папы, который любил его больше всего, но останутся папины стихи, посвященные ему".

Фото: Jen Stout                                                                                              Мама Владимира Вакуленко Елена Игрунтенко и коллеги из PEN

Память о писателе планируют сохранить и на родине. Заместитель городского головы Изюма Владимир Мацокин сообщил, что именем Владимира Вакуленко назовут одну из городских улиц в течение ближайшего месяца.

Фото: с фейсбук страницы Владимира Вакуленко

Виктория Амелина говорит, что когда документируешь военные преступления, то уже вроде ничего тебя не удивляет - стабильно черно. "Но я писательница, и когда я в отчаянии искала в земле дневник, мне показалось, что я ищу там, в черноземе, всех нас, украинских писателей всех времен, их украденные и уничтоженные слова. Вторую часть "Вальдшнепів" Хвылевого, пьесы Леся Курбаса и все ненаписанное убитыми и нерожденными. Это звучит слишком пафосно, но когда писатели должны прятать рукописи по огородам, когда писателей расстреливают оккупанты, то это, вероятно, именно тот случай, для которого люди и изобрели слово "трагедия"".

P.S. 36-й лист дневника:

"Первый период снились цифры, старые календари, знакомые снились и ребята, будто обнимаю их, встречаю. Боюсь и думать, что с ними. Первые дни оккупации я немного сдавал и из-за полуголодного состояния вообще. Сейчас взял себя в руки, даже огород гребу потихоньку и картошку в дом занес. Птички чирикают только утром, после обеда даже от ворон не услышишь злобное "кар". В конце концов вечером меня спасает музыка в мобильном - записывал еще до войны: joryj kloc, Плач Иеремии, Горгишели и др. А сегодня, в День Поэзии, в небе приветствовал меня небольшой журавлиный ключ и сквозь их курлы будто слышалось: "Все будет Украина!" Я верю в победу!"

Фото: Виктория Амелина                                                                                  Фрагмент дневника